Ярмо Господне - Страница 201

201

«Помилуй, Господи, душу раба Божья Валерия на Страшном суде Твоем…»

Против обыкновения перед медосмотром и оздоровительными процедурами доктор Вероника Триконич почему-то дала возможность пациенту задумчиво расхаживать по арматорской лаборатории. Со всех эстетических ракурсов Филипп Ирнеев успел рассмотреть статую обнаженной Афродиты в бестеневом лабораторном свете.

«…Свои женские трехмерные пышности мадмуазель Вера Нич изваяла с максимальным реализмом. Очевидно: поддерживающая грудная мускулатура явно недостаточна…

М-да… Оно вам явствует — чтобы с легкостью переносить бюстик от третьего номера и выше женщинам нужны плечи пошире и мышцы. Навроде тех, что у Прасковьи или Екатерины…

…Известно, откуда у прекрасной половины рода человеческого красивая грудь и стройные бедра растут…

…Ника за монитором чего-то злоехидно, из рака ноги, притихла…

О, Господи, благослови малые сотворения и всю кротость их! Паки искру Божию к продуктивному разумному созиданию…»

Наконец долготерпение доктора Вероники истощилось:

— Досыть насмотрелся на мои женственные прелести?

Тогда вали за ширмочку, разоблачайся и ко мне с голым задом и передом. Поглядим, насколько прелестно наша простата, прочее мужественное детородство поживают…

Изучение сводной таблицы параметров подопечного и поднадзорного организма доктор Вероника завершила тревожной репликой, мало чего хорошего ему обещающей:

— Эх, не надо бы вам, больной, все яички в одну мошонку складывать…

Выдержав мрачную паузу, она рассмеялась:

— Не боись, братец Фил! Шучу, я, шучу…

Нас всех твой репродуктивный аппарат полностью удовлетворяет. Ни я, ни Патрик каких-либо патологий не находим. Сполна можешь подменить Геракла в тринадцатом подвиге. Если б экстравитаминами тебя, братец Фил, как след ширнуть на обе корки, сорок сороков девственниц пере… переберешь от заката до рассвета.

— Это вряд ли. Эстетицкие чувства не позволят, Вероника моя Афанасьевна. Мясожировые породы античных красоток вовсе не в моем вкусе.

— Эт-то верно, Филипп Олегович. Живьем у тогдашних девок, что в лобок, что по лбу, не имелось ни эроса пристойного, ни агапе достойного. Берем в нынешних понятиях…

Ваятели, конечно, старались… но коли широченная задница в мраморную глыбу не вмещается, ничего не поделаешь…

— Ладненько, Ника моя Фанасивна. Давай излагай начистоту, чего задумала. Но предупреждаю сразу, двуполого сыночка Гермеса и Афродиты я из себя делать не позволю. Не фиг измываться!

— Фил! Я вот-таки закрывалась от тебя. Ты меня не так понял с твоим ясновидением. Ей-ей, никакого гермафродитизма, клянусь. Мужчинкой на века останешься.

Я тебя Ахиллом вижу, способным выглядеть женщиной, оставаясь мужчиной. Обязательно ростовая фигура в натуре. В композиции возможны нюансы…

Очевидные сомнения и колебания будущего натурщика Вероника решительно отвергла неопровержимым и непреложным доводом:

— Да будет вам известно, сударь мой! Беременные женщины капризны, им положено угождать и потакать их прихотям. Извольте морально изготовиться позировать скульптору Вере Нич.

Много времени я у тебя не отниму, братец Фил, — принялась убеждать, улещать несговорчивую натуру Вероника, — сделаю этюдно в цифре десяток-другой, может, с полторы сотни эскизиков, состряпаю виртуальную модель в характерных детальках…

С цельномраморным монолитом уродоваться и не подумаю. Отолью из порошка в технике, отработанной на Афродите. Затем вручную отшлифую тебя, милок, до блеска и матового муара. После глянец в мужеской детализированной красе наведу, сверху и снизу.

— Преувеличивать ничего мне тут не будешь, конгенитально, скажем? — мнительно осведомился Филипп. — Патрик на тебя мне как-то жаловался по поводу твоего гиперреализма.

— Будь спок. Как есть, так и будет, виртуально, реально. На загляденье не больше и не меньше. Рационально и сверхрационально.

Вали в душ и одевайся, мил человек. Неча здесь прежде времени голым мужеством отсвечивать… Там перекусим, чем Бог послал, выпьем хорошего дагестанского коньячку за успех нашего сверхнадежного дела…

— …Братец Фил, я вот что тебе скажу… — исповедально произнесла Вероника, взяв Филиппа за руку. — Можешь отпираться понапрасну, ей же ей, не поверю…

Вам с Патриком мне глаза не отвести, пускай на тебе и висит навороченный ритуал сокрытия. Слишком хорошо я знаю вверенное моим заботам твое тело. Уровень у тебя, Фил, круто зашкаливает за двенадцатый круг посвящения…

Насколько далеко, не могу сказать. Да и ни к чему глупой бабе соваться в многоразумные дела старых рыцарей-адептов.

Одно хочу тебе сказать… Погоди, сам повремени становиться адептом. Ну хотя бы до тех пор, пока я не рожу тебе сына. Потерпи, милок, каких-то девять месяцев.

Ты ведь всех нас за собой тянешь в даль туманную: меня, Настену, Анфиску, Машку. Нонче Прасковью нехило захомутал и захоботал.

Вот на прошлой неделе Патрик раз и вычислил у меня десятый круг посвящения. Ей-ей, благослове душе моя Господе.

И благодаря тебе одному, не кому-нибудь другому!

Мой мастер-арматор Николаша сперва не поверил, после того чуть с ума дедуля не съехал от превеликой радости. Что в лобок, что по лбу.

Раньше-то все думали, словно бы «девятка» — мой крайний предел, ультима Тула, как харизматика младшего поколения. Дескать, сиди на жердочке птичка-невеличка, чирикай себе еле слышно.

Теперь я сама не знаю, радоваться мне или горевать… Патрик намекает: не исключено, и двенадцатая ступенечка у меня не за горами.

201