Ярмо Господне - Страница 2

Вечерело. Скоро совсем стемнеет… На пустыре кладбищенской автостоянки Настя с ироническим почтением обратилась к жениху:

— Рыцарь Филипп! Вы мне позволите завладеть рулевым управлением нашего экипажа?

— Дозволяю, субалтерн Анастасия, владейте.

Насте очень хотелось отвлечь самого любимого и самого близкого ей человека от заупокойных размышлений на тему сорокового дня от людского мира сего. Хотя бы усадив его за руль джипа на обледеневшем загородном шоссе.

Но это ей не удалось, машину пришлось вести самой. Меж тем Филипп все так же, вполне по-человечески, печально и меланхолично раздумывал о том, что было, не было и ушло как не бывало…

Шурин Фил Ирнеев твердо решил похоронить зятя Яшу Самусевича рядом с женой, тестем и тещей. Пусть и не питал он к Ленкиному мужу каких-либо чрезмерно добрых чувств. Покойник Яша был для него чем-то вроде неудобного и неуютного стихийного явления природы, поселившегося в трехкомнатной квартире Ирнеевых несколько лет назад. Он по сю пору не уверен: имелось ли у зятя Яши какое-либо подобие разумной души.

Тем не менее строго блюсти общежитейские уложения, установления от этого видимого, социального, мирского окружения Филиппу требовалось неукоснительно и неуклонно. Людским обрядам, обычаям, обыкновениям он чисто внешне следовал подобающим образом, исключая, конечно же, атеистические суеверия. Тем более нынче никто из суеверных и маловерных белороссов не осмеливается назвать христианскую веру религиозным дурманом, чудаковатой дурью или антиобщественным поведением.

А ну как Бог по жизни есть? Да вдруг накажет нечестивых за богомерзкий атеизм на том свете? хуже того, отомстит на этом?!! Сверхъестественно!

Яшины отец и мачеха, дядья, братья и еще кто-то, как и водится у язычников, Бога неведомого местами и временами гораздо опасались. Против церковного отпевания и прочих расходов не возражали. Они не больно-то скрывали радостное облегчение при известии о том, что все погребальные хлопоты, издержки с лихвой обеспечивает богатый столичный родственник, включая церковь и ресторанные поминки для толпы родных, близких, знакомых и сослуживцев безвременно усопших Елены Самусевич, Олега и Амелии Ирнеевых.

Не отказались родоплеменные Самусевичи и от нарочито вежливого предложения почтить покойных на девятый день. Поминальную службу стойко вытерпели. Терпение и стойкость компенсировали потом, когда исправно, изрядно пили и закусывали в ресторане за счет Филиппа. Притом с песнями и плясками, с притопом да с прихлопом.

Гулять так с кабацкой музыкой! Чего тут стесняться, кланяться, если Фильке Ирнееву, буржую недорезанному, положена огромная компенсация за родительскую квартиру, где он не жил, но был законно прописан? Для кого там было сказано: пускай мертвые хоронят своих мертвецов? Так в Библии написано, таков закон Божий, — подвел религиозную базу под пьяное веселье Яшин папаша, интеллигент советского происхождения и воспитания, инвалид умственного труда.

«Бог нам таких совковых уродственничков дает. Он же их и прибирает, каждого в свой час», — умиротворенно подытожил Филипп девятый день от похорон. И начисто стер, почти с концами затер, удалил род-племя Самусевичей из своей жизни.

На сороковины он никого не приглашал. Пусть себе дальние остаются где-то вдалеке. Если ненужных ближних и без них всенародно в избытке…

Воспоминания о бывшем зяте, о свойственниках, кого теперь можно со спокойной совестью навсегда или на время позабыть, быстро помогли Филиппу обрести нужное расположение духа и состояние боевой готовности. Подействовали они ничуть не хуже вождения могучего джипа в загородной темноте по скользкой дороге на шипованных покрышках.

Действительно, сидя побок с Настей, вовсю гнавшей «лендровер», Филипп вскоре вернулся к свойственной ему инквизиторской проницательности, к воистину духовному проникновению в скрытые и тайные премудрости бытия в образе видимом. Оно же, наше бытие, милостью Божьей есть невидимое тем, кому недоступна закрытая информация о подлинных причинах и следствиях, на взгляд непосвященных, вполне естественных, стихийно разворачивающихся событий.

Крупноблочное пятиэтажное жилище Ирнеевых и соседнее жилье не так чтобы выстроили на зыбучем песке, как разглашают дворовая молва и кривотолки желтой полугосударственной прессы. На песчаном грунте где залили, где поставили относительно нормальный фундамент, натурально отвечавший строительным нормам и правилам сорокалетней давности.

В бренном естестве своем ничто не вечно в нашей Вселенной, изначально подверженной энтропии и законам термодинамики; за давним сроком канализация пришла в естественное аварийное состояние. Филипп отлично помнит с детства, как неподалеку от их подъезда из-под земли частенько выбивался вонючий фонтанчик и проваливалась земля.

Водопровод в доме перекрывали, канализационную яму-провал разрывали, огораживали, ковырялись в ней, затем опять зарывали. Но все равно сточные воды настойчиво подтачивали фундамент и ненормативно вырывались на поверхность.

Фундамент, как могли, укрепляли, образовавшуюся многометровую трещину в стене родного дома периодически замазывали. В общем, шла обычнейшая ремонтно-строительная рутина, известная всем и каждому, кто хоть что-нибудь смыслит в строительстве и эксплуатации жилого фонда.

Жильцы большей частью особо не роптали, не жаловались, не протестовали. Аварийный дом держится, ну и ладно. Видно, еще долго простоит, на их век хватит. Правда, кое-что им его укоротило.