Ярмо Господне - Страница 12

На кухне у Филиппа, прочувствованно отведав бисквитного торта в праздничном исполнении, Гореваныч налил себе вторую чашку чая, не преминув навести критику:

— Кондитер ты славный, Фил. Но чаек у тебя нонче жидковат. Только сладкое запивать годится.

— Могу и покрепче завернуть, нет проблем. Какого тебе? Выбирай там на полке…

— В другой раз, студент. Отъезжать пора. Тебе же советую хорошенько подумать, на кой ляд некоему Филу Ирнееву сдалась сопливая служба в школе.

Пора тебе повзрослеть, Филька, о будущем крепенько поразмыслить. Как Настю одевать-содержать? Хотя б квартирку эту выкупить. На учительскую зарплату, что ли?

Вот что, Филька. Иди-ка ты ко мне в помощники. Потом, глядишь, несколько лет — и мне полная отставка выйдет. Кресло мое и кабинет ты верно займешь, когда Ванька постарше станет.

С нашим боссом, я пока не говорил, но уверен: он возражать не будет. Мадам хозяйка в тебе души не чает. Ты мне, будто внук родной.

Зачем тебе в школе бездарно пропадать?

— Ладненько, Гореваныч, поразмыслим, — не пожелал спорить Филипп.

— Занадта долго думать не советую. Именное распределение и запрос на тебя могут через две-три недели поступить. Тогда обязательно придется протекцию босса отрабатывать.

Должен понимать: неблагодарность и нелояльность в нашем шляхетстве подлежат ликвидации как классовые враги…

В завершение чаепития Филипп горячо пообещал Гореванычу всесторонне обдумать его предложение. Если уж Игорь Иваныч Смолич заговорил о классовой борьбе, то он наверняка не шутит. Понимай, это вопрос чести для благородного белоросского шляхтича, чью семью чуть ли не под корень извели большевики то ли в 20-х, то ли в 30-х годах прошлого века.

«Понятненько, у нашего деда Гореваныча опять на уме краткий курс истории БССР…»

Едва Гореваныч с Ваней чинно тронулись со двора на черном «лексусе», как у подъезда Филиппа чуть не протаранила мусорные баки белая Настина «шкода». Багажником наперед, с жутким визгом покрышек, вусмерть распугав помойных котов…

«М-да, науки подпитывают не токмо отроков, но и отроковиц. Ща-а-с она у меня вкратце огребет, получит и детство и отрочество по самые девичьи придатки и задатки, Анастасия моя Ярославна…»

ГЛАВА II ЯВНОЕ ОСТАЕТСЯ ТАЙНЫМ

— 1-

— …Фил!!! Знаю, ты видел! Скажи, четко я Гореванычу показала, как полицейскому развороту научилась? Стопудово вышло!

— И что вы при этом чувствовали, Анастасия наша Ярославна? Головокружение от успеха?

— Ой, Фил! Прости, так получилось…

— Сколько раз тебе, дурында, повторять нужно? Всуе преподанные нам благодатные дарования не применять, субалтерн. Ибо чревато. Bмиг останешься без малейшей защиты. Ретрибутивно!

Враз отдашь концы с концами, столкнувшись с каким-нибудь завалящим магом-недоделком. И будет вечный по тебе молитвенник… Инде изыде дух…

Гораздо раньше, прежде мгновения ока людского, Филипп Ирнеев преобразился и обрел свой подлинный духовный облик. Настя Заварзина тут же в прихожей разом позабыла, как радостно спешила к жениху, ворвалась на всем ходу во двор, круто поприветствовав Гореваныча с Ванькой. Она испуганно ойкнула, обмерла, привалилась к двери…

Многое могло быть иначе, но не в этот раз, если перед ней устрашающе возвышалась грозная фигура православного витязя, апостолического рыцаря аноптического ордена Благодати Господней, сокрушающего бесов экзорциста, инквизитора-коадьютора благочинного округа сего. В то же время в неисповедимой полноте ее души раздался отстраненный голос, — ни мужской, ни женский, лишенный интонаций и тембра, — отзываясь в чеканных строках орденского символа веры:

— …Из глубины веков орден Благодати Господней ратоборствует со злонамеренным волхованием и зловредительным колдовством. Дарованной харизмой, силою Отца, Сына и Святого Духа конгрегации рыцарей Востока и Запада несокрушимо воительствуют с магической скверной от Первородного Греха Творения и Коромысла Диавольска…

…Силы и знания безупречных воителей не от века сего, не от мирских властей преходящих и князей мира сего, но от вящей славы Господней исходят в дольнии и горнии миры…

…Велико бремя Благодати Господней, зане в тягости нераздельного земнородного добра и зла, света и тьмы, любви и ненависти, счастья и горя яко оно пребывает. В чаянии веков будущих и спасения во плоти несмысленых чад тварных Ярмо Вседержителя на истинно избранных к служению духовному налагается…

…Неведомы секулярам от бренного мира сего истинное призвание в ипостасях и ликах разделенных весомостью Духа Святого. Иже не их суть духовная ноша Ярма Господня и апостольского Орденского Предопределения…

Благоговейным трепетом Настя прониклась нимало не медля, всецело душой внимая поучению инквизитора. Не в словах-глаголах рыцаря и Божьего витязя Филиппа выражался, заключался смысл, но в благодатном исправлении и приведении к духовному порядку ради достойного приложения ранее преподанных ей Даров Святого Духа.

Тем более внешность Филиппа не претерпела никаких решительных преобразований. Видимым образом не облачался он в расшитую черепами белую или багряную орденскую мантию с платиновым наперсным крестом инквизитора. Не опоясывался золотой рыцарской цепью и не звенел серебряными шпорами.

Глаза его гневно не сверкали, переходя от светло-голубого к ультрамариновому и далее к темно-фиолетовому мерцанию. Черты лица не приобрели алмазную твердость.

Знак рыцарского достоинства — чудотворный перстень-сигнум Мангоннель-де-Картаго на среднем пальце правой руки — не менял ни цвета, ни огранки крупного бриллианта.