Ярмо Господне - Страница 97

«…Филька, я люблю тебя! Больше всего за то, что ты взял меня замуж, мой сладенький и красивенький. И жена у тебя красивая, и грудь у нее такая красивая, что Ника с Манькой зеленеют от зависти».

Настя выскользнула из-под одеяла и сызнова давай примерять гранатовое ожерелье, какое ей на рассвете подарил Филипп. Покрасовавшись перед трюмо и рассмотрев себя со всех сторон, она показала язык собственному зеркальному отражению:

«Ну что, Анастасия в Зазеркалье, подходят гранаты к твоим прямостоящим сиськам? Сударыня, вы чудо как хороша, нечего сказать. И к уроку английского, ать-два, голозадая, шагом марш готовиться…»

Уходя, Филипп поручил ей после ланча провести с Ваней Рульниковым свободную беседу на литературные темы, в то время как он будет на кухне занят пончиками с орехово-ананасовой начинкой в сахарной пудре.

«Ой, вкусненько! Филька, я тебя люблю! Причем не только за твои пончики, орешки-шарики и все такое по-английски…

У, бесстыжая греховодница и дщерь Евина блудлива…»

Показав кулак своему отражению, Настя вернулась к компьютеру и к научно-фантастической беллетристике. Именно ей ученик Филиппа отдает пальму первенства перед всеми прочими литературными жанрами.

«Почему я, дура, в детстве фантастику не читала? Теперь нет смысла читать всех и вся без разбора как Ванька, но раньше было самое то.

Патрик и Филипп, даже Ника, в один голос советуют читать фантастику детям и взрослым. Глупую, чтоб посмеяться, мозги от философской и научной зауми освободить, а умную — для того, чтобы самой соображать научиться.

Не все тебе, Ирнеева, влагалищем думать, надо и мозгами шевелить, как Ника говорит. Кровь из промежности — извилины на просушку…

Ничего, месячные переживем — перетерпим. Дело житейское, физиологическое… Как беременность у женщины…

К полудню Анфиска подъедет. Что в пятницу надеть, обсудим. Надо опять уесть Нику с Манькой, как в воскресенье…

Фил мне на тезоименитство еще бабок подкинул. Стопудово на бирюзовое платьице с отворотиками хватит, которое у Анри в дизайн-проекте… Гранатики завтра надену к плотной белой блузке с вырезом, юбку потемнее, лучше бордовую…»

— …Анфиска, ты не волнуйся и не дергайся. Фил у нас ничего резко не обещает, но всегда сделает для своих ближних все что угодно. Если ему твоя попка и ножки с первого взгляда приглянулись…

— Я в длинной юбке была, когда Булавин нас ним познакомил.

— Чтоб ты знала! Фил женщин одним нежным взглядом раздевает снизу доверху. Я тоже в длинном была, собаку выгуливала и попалась ему на глаза. Он тогда с Пал Семенычем мимо нас по парку шел.

Увидала я его, красавчика, остолбенела будто дура, стою и себя ругаю, почему мини не надела покороче. На сиськи мои он в первый раз вроде бы и не глянул, а щиколотки рассмотрел. Потом я ему снова на глаза подвернулась на автостоянке у Дома масонов. Он мимо меня не глядя пролетел и в тачку прыгнул. Зато в третий раз он меня увидел и розу из асилума подарил, которая цвета меняет.

— Ух ты! Эмпатический медиатор, верно? Круто! Я о таких артефактах читала в одном орденском апокрифе.

— Скинешь файлик? Или мне нельзя?

— Тебе, Настена, все можно, как ученице сэра Патрика. Он несуеверен и ты тоже. Да и в командном тандеме тебе нечего бояться всяких глупых убежищных шуток.

Вот послушай. Один раз, я тогда во втором круге была дурной неофиткой в Баку, неохота стало выходить ввечеру в жару на улицу. Только в машине опомнилась, что разделась в убежище догола и прошла сквозь ораву секуляров в наведенной апперцепции на три часа раньше, чем зашла.

Завернулась в чехлы, сижу с голым задом в своих «жигулях» и реву в три ручья. Возвращаться за шмотками в асилум страшно, ехать куда-то совсем ужас, если в прошлое нелегкая занесла. Теургию применять боюсь. Мобильник разряжен. Четыре часа просидела, покуда не стемнело.

В другой раз уже в Харькове зашла к себе в убежище на десять минут туалетом воспользоваться, вышла через сутки. Чуть мочевой пузырь не разорвало, так вдруг приперло.

Еле доплелась за угол, занавесилась, присела на клумбе, а из меня ни капли. Хоть смейся, хоть плачь.

У меня убежище часто спортзалом оборачивается. Так там посреди унитаз стоит серебряный с крышкой вызолоченной, стульчак из теплой пластмассы… Меня на нем бывает видениями как поносом прохватывает…

— Анфиса, скажи, если можно, а ты в твоих видениях мужчиной была? Ну, снизу там, и все такое?

— А как же! И не раз. Один раз оказалась бойцом на ринге без правил и без трусов в дамском клубе. С ведьмаком дралась. Пропустила удар по самые помидоры — брюхо, дура, прикрывала. От боли едва не окочурилась…

— Ой, Анфиса! Меня сегодня с утра, чуть в асилуме прилегла, так сразу в древнегреческий гимнасий занесло в голом мужском облике архонта. Теперь вот стыдно Патрику и Филиппу показывать, как я там голозадая разминалась с прищепкой-фибулой на конце.

Вокруг мужчины-атлеты смотрят на меня украдкой, мошонки у них поджимаются, потому что у меня пенис большущий такой… Я потом на него, как на удочку, злокозненного жреца-мага богини Астарты приманивала, тот еще гомик был…

— Имеешь полное право, Настена, ничего постыдного нашим рыцарям не говорить и не показывать. Прерогативы кавалерственной дамы-неофита пятого круга посвящения.

— Все-таки я Филу эту эйдетику покажу, а дальше, что он скажет.

— Правильно думаешь. У рыцаря-зелота Филиппа уровень покруче, чем у многих адептов…

Он мне прямой канал в мое убежище открыл в навороченном ноогностическом ритуале. Первый раз в жизни оно санктуарием мне предстало, в образе домовой церкви… Истинно Благодать Господня!