Во одном из благоустроенных таракановских дворов, где некогда раздавили танками березовые кресты на лютеранском кладбище, а спустя несколько лет в щепы разнесли бульдозерами барачный концлагерь для немецких военнопленных-строителей, некромант Алексей попросил сидевшую за рулем «ягуара» Маргариту ненадолго задержаться. Он даже вышел из ее машины, немного прогулялся взад-вперед по густому травяному газону, глубоко вдыхая, принюхиваясь к могильной земле разверстыми ноздрями длинного хрящеватого носа.
Здесь погребальные глубины, хорошо удобренная человеческим прахом земля его также не обнадежили. И оба гадателя по костям вернулись к первоначально избранной цели — снесенному в послевоенные годы госпитальному кладбищу для рядового и сержантского состава бойцов Красной Армии.
Хоронить на нем начали еще в июне 41-го. В июле-августе 44-го и в 45-46-м годах могил там прибавилось. Позже малоухоженное и никому не нужное солдатское кладбище ликвидировали по причине строительства нескольких многоквартирных домов для генералов и старших офицеров Краснознаменного Белоросского военного округа. Те дома тоже после снесли ради возведения многоэтажных круглых башен, прозванных горожанами Большими Кукурузами.
Рыцарь-инквизитор Филипп помимо размышлений о былом и минулом незримо, но зорко из своего «лендровера» следил за объектами запланированного оперативного вмешательства. В настоящем и предержащем их преступные намерения ему в общем-то ясны.
Как раз неподалеку от подножия одной из жилых башен, оштукатуренной в небесно-голубой колер, Маргарита Есилевич и Алексей Незгода вознамерились допытываться о будущем у земных останков, для кого не имеет личного значения ни устойчивое свершившееся прошлое, ни преходящее суетное несовершенное настоящее.
«В минувшей суете и в предержащих заботах мертвые тела ни сраму, ни чести не имут. Ибо их суть покой, тьма и забвение вплоть до грядущего Пришествия искупительного…»
Инквизитор бесстрастно и непредвзято в прогностическом предзнании рассматривал значительную вероятность того, что в порядке мантического обряда колдун-анимист вынашивает планы воссоздать из некрещеных солдатских останков два-три говорящих скелета или костяную гадательную сферу.
Тем временем сидевшая с ним в машине дама Прасковья с непристойной руганью думала об огромном, двух-трехметровом в диаметре, составленном из костей и черепов катящемся шаре, способном мгновенно обгладывать тварную плоть:
«…Не зови меня Парашей, в душу мать его некромансера, разэтак через плечо в срамные дыры!.. прах его побери!.. Только дай ему волю, он кого хошь, шаром покати, сожрет за здорово живешь. Глазом моргнуть не успеешь… Бабу-дуру Марго, должно быть, в первую голову…
Предупреждали же нечестивцев. Знамения им не впрок, неймется канальям…»
В то же время некромант и его сообщница нисколько не раздумали вопрошать соединенные в нечестивом обряде души умерших, наверное, забытые Богом и людьми впредь до Страшного суда над верующими и неверующими. Помыслы и умыслы подельников являлись вне всяких сомнений своекорыстными, сугубо требуя скорого тварного и товарного овеществления.
Мадам Марго весьма нетерпеливо занимали летне-осенние цены на сырую нефть в связи с фьючерсными биржевыми контрактами. Пусть и отдавала она дань кое-какому недоверчивому агностицизму:
«Смогут ли конкретную экономическую конъюнктуру достоверно предсказать рабоче-крестьянские красноармейские кости? Мать их… до дыр гребсти…
Леша заверяет, как если б наша мантика верняк удастся тип-топ, на все сто. Дескать, костякам оно едино — экономика или политика. Им будущее, как есть по барабану. Что будет, то и сбудется…»
Кроме того, мадам Есилевич подумывала задать наличный вопрос о том, стоит ли ей вернуться в Израиль и там заняться политикой. «Если с мантикой тут в… стебаной Белорашке обломалась».
Свои политические и дипломатические способности кого бы, где бы там ни было заставлять на себя работать она не подвергала маломальским сомнениям. «Гадалок и гадателей под контролем на мой век хватит…»
Желания некроманта Алексея были не столь честолюбивы. Ему всего-то навсего хотелось загодя точно знать перечень обладателей футбольных еврокубков на три года вперед.
Судьбу доктора Марго Есилевич он уже несомненно предрешил. Для того и готовился сотворить хищную костяную сферу, питающуюся горячей льющейся кровью и трепещущей плотью.
«Сама, дура, жирный бабский зад подставляет. Хорошо, когда жертвоприносимые телеса рукой подать… Наезжай катком на жабу…
Местность надо бы затемнить предварительно…»
К трем часам темной пополуночи некромант Алексей Незгода приступил к своему грязному обряду и мерзостному чародейству. Согнувшись в три погибели в дощатом домике-конуре на детской площадке, он укромно разметил на земляном полу тщательно вымеренную пентаграмму. А на ее концах в металлических трубках незаметно затеплил пять тонких черных свечей, изготовленных из человечьего сала, смешанного с благовониями.
Только-только колдун, негромко кряхтя, на карачках выполз из домика, и тут же незримый меч без предупреждения, без единого звука, бескровно снес его голову с плеч. Безголовый кадавр, словно бы он невзначай обронил головной убор, подобрал глухо свалившуюся наземь башку, сунул ее под мышку, поднялся с колен и нетвердыми шагами потащился к лавочке в кустах сирени, где угнездилась Маргарита Есилевич.
До последнего этого момента в кромешной темноте ей не видать, имеется ли у некроманта Леши голова, и в каком месте она нынче приставлена к телу. Горящий взгляд, злобно и бессильно зыркнувший откуда-то сбоку, наперекор человеческой анатомии, заставил ее пару мгновений недоумевать, прежде чем ей самой пришлось мешкотно искать в потемках уже свою голову, насухо, без малейшей боли отделенную от тела.