Ярмо Господне - Страница 139

139

Сходной техникой левитации воспользовалась встретившаяся рыцарю Филиппу нетипично дородная ведьма с немалым размашистым бюстом. На высоте около полутора метров от земли, интимно сев на партнера задом наперед и ритмично подскакивая, она цепко ухватилась за его мошонку. С административным выражением лица чиновно-сановной начальницы она четко и бесперебойно руководила совместным сексуальным полетом, огибая рельеф местности и препятствия, наподобие веселящихся компанейцев у костров на склонах горы Игрище.

«М-да, милсудари и милсударыни, тот-то типчик — прокурор, а эта — судья, и оба сверху, и обе парочки обходятся одним и тем же аппаратным вариантом продолговатого предмета для удержания в воздушном пространстве своих тел, кои значительно тяжелее воздуха…», — все ж таки прибавил рыцарь Филипп к этнографическим и натуралистическим заметкам о родоплеменных нравах и обычаях летающих ведьм и ведьмаков.

Одновременно в воздухе, разнообразно левитируя с партнерами или самостоятельно, находилось не более трети из дееспособных представителей и представительниц «Свободного ковена белоросских левитаторов», съехавшихся, слетевшихся на Вальпургиеву ночь. Остальные едва ли не все время не оставляли привязанности к земной тверди. Некоторые на горе даже сексом забавлялись вне полетной магии, по-простецки, лежа и сидя.

Стоя и прохаживаясь по твердой земле, летуны и летуньи предпочтительно носили спортивную обувь. Чаще кроссовки, теннисные туфли, реже гимнастические чешки и балетные тапочки.

Шею и подбородок кое-кто повязывал шарфиком, платком, распущенные волосы прихватывали разноцветными ленточками, банданами. Волосы и лица они прикрывали только приземлившись. Надевали на земле и тирольские шляпы, пользовавшиеся определенной популярностью у лиц обоих полов.

Но больше всего имелось карнавальных полумасок-очков на женщинах. Изредка, исключительно на мужчинах, встречались резиновые личины чертей-сатиров и кинг-конгов.

«Люди как люди», — то ли булгаковской, то ли довлатовской косвенной цитатой обобщил Филипп. «Но женщин вопросы летательных суеверий так-таки подпортили. Сплошь воздушные небожительницы, так сказать…»

Очутившись на земной поверхности, летучие небесные создания резко и разом теряли в его глазах воздушность, привлекательность и грациозность. В этих женских свойствах он по-мужски не мог им отказать, видя их в воздухе, в полете, пусть и усевшихся верхом на ту или иную продолговатую бытовую утварь. Иное дело в приземленном состоянии…

Как у него повелось от поры подросткового созревания, Филипп Ирнеев привык осматривать девушек и женщин снизу вверх, а не свысока, если желал познакомиться поближе. Сначала лодыжки, колени, бедра, талия…

Если особа, вызвавшая его откровенный мужской интерес выдерживала первый этап отборочного конкурса, осмотру подвергались руки, лицо, прическа, грудь… Они тоже должны соответствовать прекрасной нижней половине дамской фигуры.

Карты, лошади и женщины различаются по мастям, — некогда в поздней юности итожил свои жизненные наблюдения наш герой. Но о подлинной неокрашенной женской масти надо еще догадаться и не ошибиться с раскладом. К натуральным блондинкам один подход, к брюнеткам подходи иначе.

Сей же час на Вальпургиеву ночь дамская раздача ему совершенно ясна, понятна и видна получше, нежели белым днем на городской улице, засветло в парке или на солнечном пляжном лежбище.

Вокруг него на горе Игрище сейчас летали, ходили, приподнимаясь по-гимнастически на носки, дефилировали модельно, словно на подиуме, призывно покачивали бедрами и грудью женщины пестрых мастей сверху и снизу.

Чисто вороная масть не доходила примерно до четверти от общего количества летающих ведьм. «Дамы пик, ясное дело, вороного окраса».

Но основные, без малого три четвертых, составляли летуньи чалой и пегой мастей, хотя встречались и буланые. «Не червы, не трефы и не бубны, а невесть что».

Квалифицированное Филиппом большинство представляло собой недокрашенных полублондинок, имевших сугубо иную цветовую гамму у корней волос или под верхними прядями. Снизу все как одна попадали в натуральную масть, пребывая в женской интимной реальности вороными, гнедыми, караковыми. Что они и демонстрировали открыто, обнаженно, дико и вовсе не загадочно в пику второй аристотелевской натуре цивилизованного человека.

То-то же привычный для нашего героя мужской обзор вызывал у него довольно смешанные чувства.

Хуже того: его взгляд реально натыкался на заросшие диким волосом голени, не ведающие о бритвенных дамских лезвиях и горячем воске. Далее снизу вверх у летучих ведьм между бедер неизменно следовали столь же девственные заросли, но гораздо гуще, словно в чаще леса, мрачного, дремучего и буреломного. Весьма изредка среди всей этой глухомани ему попадались на глаза хорошо ухоженные и возделанные интим-прически: кудри, локоны, мелкие африканские косички. Ну а заканчивались же всякие их признаки гормональной женской зрелости и перезрелости жутко кудрявыми, кустистыми некультурными темными подмышками, а порой и усиками под носом и одичалыми волосатыми бородавками на подбородке у тех, кто постарше.

А у одной молоденькой летуньи из левого розового соска в общем-то симпатичной округлой груди враздрай торчали несколько черных волосин, жестких, как стальная проволока.

«Сказал бы кто, не поверил, а теперь сам дважды узрел. Во где мрак! Не девочка и не виденье мимолетное… Господи, помилуй!»

139