Ярмо Господне - Страница 135

135

Кажется, он или она везде и всюду свои, вовсе не чужие. Они едва-едва чем-нибудь приметны эти люди-тени, и потому никого и никогда не заинтересуют подобные типажи из обыденной социальной среды. В реальной жизни их выделяют, различают менее, чем театральных статистов, статисток на оперной сцене или киношную массовку на заднем панорамном плане.

Такие заурядности всегда в массе, чаще всего в центре, бывает, вне его, в эпицентре толпы, растворяясь и сливаясь с ней, чтобы ни происходило поблизости и поодаль от них. Как бы ни были разодеты на улице, совсем раздеты людские толпища на пляже, в аквапарке, на карнавале в Вальпургиеву ночь, зауряды и есть людская масса, безличный и безъязычный антураж.

«Неуловимы, потому что на фиг никому не нужны, язычники. И слава Богу», — оценил Филипп Ирнеев несомненное социальное удобство и тактические преимущества, какие предоставляет ритуал «массированный протей» в приемлемой ретрибутивности.

«Бог даст, асилум кое-какую прелиминарность дополнительно обеспечит».

Сейчас рыцарь Филипп вживе и вчуже лицезреет всех и вся, пребывая обманчиво незримым для всего, включая артефакты класса «око прознатчика». «Я не я, и меня для вас нет».

Он издали оглядел общую панораму горы Игрище и окрестностей, автобусы, автомобили, припаркованные по обочинам трех проселочных дорог, там и сям мельтешение нагих тел на земле и в воздухе. Затем неторопливо зашагал к подножию горы туда, где усилиями и финансовыми вливаниями президента корпорации «Белтон» Вальтера Шумке в ночные забавы малоорганизованных диких белоросских левитаторов привнесена немалая доля цивилизованности.

«Ага, понятненько… Завтра после полудня у этого германо-белоросского подданного здесь «Травень-фест» намечается, по-русски говоря, маевка для служащих и местного персонала из Дожинска. Сей прохвост нибелунг бахвалится устроить публичное отыскание золота, которое-де недовез Наполеон из Москвы в Париж зимой 1812-го года, надорвался дорогой и утопил, скрепя зубами и сердцем, туточки в окрестных болотах.

Вон и часть тутошних летающих ведьмаков и ведьм тоже затесалась в золотоискатели, из рака ноги. Естественно, в пешем строю.

Зато колхозане из ближних селений всем миром немецкому олигарху не верят, боятся. Мол, нечистое тут дело. Ни золота, ни евро им не надобно. Свое бы добро сохранить.

Паки и паки белоросских пейзан за четыреста лет летучего бесовства приучили не соваться на Игрище, некогда капище кривичского идола деда Белуна. Тем паче в первомайскую ночь, когда любопытствующего хлопца как подхватят голые кикиморы, как поднимут в небо не на ковре-самолете, не на воздушном шаре… Так и хлоп его на землю без парашюта и без каких-либо первичных признаков мужеской красы и достояния в подштанниках…»

Вспоминая вводные и арматорскую дорожную лекцию Вероники, Филипп, посмеиваясь, приблизился к приметам цивилизации, по-немецки обустроенной герром Шумке-Шумковичем. Да и шел туда рыцарь по насыпной дороге, уставленной легковыми автомобилями, по которой недавно определенно прошлись грейдером, укатали, заровняли ямы и колдобины.

У дороги в поле стояла передвижная дизель-электростанция современного армейского происхождения на грузовике-кунге в пятнистой камуфляжной расцветке. От инженерной машины шли толстые питающие кабели к двум зенитным прожекторам, вразнобой шарившим в звездном небе.

Очевидно, с помощью военной техники ПВО, арендованной в запасниках госмузея Великой Отечественной войны советского народа 1941–1945 годов, левитаторы XXI века отпугивают ночных хищных птиц и заблудившиеся самолеты с вертолетами. Тогда как регулярных воздушных трасс гражданской авиации в районе Игрища принципиально не прокладывают. Летчики и авиадиспетчеры — народ суеверный не меньше магических летунов и летуний.

А может, все они одно и того же непутевого рода-племени. Кто их разберет, отчаянных экстремалов?

Попутно Филипп заметил, как некоторые, две-три не больше, особо рисковые летучие ведьмы и один ведьмак, крепко зажмурив глаза, время от времени осмеливаются сверкающими болидами пересекать устремленные в зенит плотные световые столбы ветхозаветных прожекторов.

Большинство же на этакое экстремальное безумство далеко и высоко в небе ничуточки не решается. Наоборот, кое-кто посматривает вверх осуждающе, с неудовольствием.

«Понятное дело, левитаторам-белороссам полагается летать тихенько, низенько… Не выпендриваться принародно и быть такими, как все соплеменники Ї опасливыми оппортунистами и сторожкими приспособленцами».

Осторожничала летающая публика и при выборе магических снадобий, знахарского зелья для полетов. На медпункте у надувной армейской палатки натовского дизайна под белым штандартом с красным крестом и полумесяцем, где заправляла зелейница-фармацевт, никто шумно не толпился, не толкался оживленно, очередь за даровщинкой не занимал.

Контрактница Вальтера Шумке одна-одинешенька томится в тихом уединении. Выложенные на круглом столике жестяные баночки с разноцветными волшебными летучими мазями никого не привлекают. Никто также не рвется бесплатно опробовать свежее полетное, согревающее кожу зелье, рядышком кипящее в медной кастрюльке над спиртовкой.

«Постоянная температура кипения колдовского состава 37,5 градусов по Цельсию, 100 градусов по Фаренгейту. Подогрев поддерживается пламенем в алхимическом аркануме», — определил инквизитор и внес очередную протокольную запись.

«Объект частным образом практикующая зелейщица под видом гомеопата-фармацевта Фаина Квель лишена магического естества и способности к чародеятельской порче в результате успешных аноптических действий контактной группы во второй оперативной зоне орденского вмешательства.

135